Отправлено: 21.07.10 11:39. Заголовок: Искусство возрождения (о реставрации)

Очень хорошая статья, раскрывающая мир реставраторов. Много важных аспектов, о которых даже не задумывалась.

цитата:

ЖУРНАЛ ⁄ Архив ⁄ 2010 ⁄ РУССКИЙ МИР.RU №7, Июль 2010 ⁄ Искусство возрождения ⁄ Искусство возрождения – Галина Сергеевна, а для чего в аудитории утюг? – Как – для чего? Это орудие пытки для нерадивых студентов. – Заведующая кафедрой реставрации факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Галина Сергеевна Клокова хитро улыбается. – А если серьезно? Скрытый текст – Ну а если серьезно, то для чего обычно нужен утюг? Чтобы проглаживать, естественно. – Что проглаживать? Иконы?! – Иконы, иконы. Майя, поясните, пожалуйста! Слушательница курсов повышения квалификации кафедры терпеливо объясняет: из папиросной бумаги делается специальная профилактическая заклейка для пострадавших участков икон. Она пропитывается теплым клеем, потом накладывается на реставрируемую икону и проглаживается опять-таки теплым («Ни в коем случае не горячим!» – строго подчеркивает Майя) утюжком. «Гора», «ГУМ» и «Мозги» Мы в гостях у реставраторов – на «Горе». Так на кафедре реставрации факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (ПСТГУ) называют отделение, расположенное на четвертом этаже обычной хрущевки. Она находится у самой Поклонной горы, так что происхождение «топонима» вполне понятно. Кроме того, студенты университета занимаются в «ГУМе» – в гуманитарном корпусе МГУ. Раньше еще были «Мозги» – НИИ мозга РАМН, что на Яузской. Но теперь институт больше не может предоставлять помещения для занятий учащихся ПСТГУ, и «Мозги» канули в Лету. Галина Сергеевна Клокова – реставратор высшей категории, создатель и бессменный руководитель кафедры – водит нас по небольшим аудиториям-мастерским, четко дает пояснения, демонстрирует поврежденные и отреставрированные иконы, успевает отвечать на многочисленные телефонные звонки и наши вопросы. Из этой импровизированной захватывающей экскурсии мы узнаём, почему иконы «болеют», зачем получают свои «паспорта» с фотографиями и для чего, прежде чем вернуть владельцу, их покрывают несколькими слоями лака так, чтобы они блестели, как зеркало. Понимаем, что основными инструментами реставратора являются скальпель, ватные тампоны на деревянных черенках, микроскоп, фотоаппарат, утюг и, разумеется, кисти. И замечаем, что в аудиториях – сплошь девушки и молодые женщины. На кафедру реставрации ПСТГУ приносят старые иконы, оклады и церковную утварь. Здесь эти предметы церковного искусства обретают вторую жизнь / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ – Галина Сергеевна, а ребята к вам на кафедру не идут учиться? – Очень мало. В основном к нам идут девушки. Правда, вот сейчас учатся двое ребят. И это обычная ситуация, а не исключение. – А есть ли разница между подготовкой реставратора светских произведений искусства и реставратора икон или фресок? – Это одно и то же практически на 99 процентов. Разница обнаруживается только на последнем этапе. И в светских вузах, и у нас обучают реставрации икон, но мы не обучаем реставрации настенной живописи – условий нет. Светские учебные заведения готовят реставраторов для музеев, где никакое вмешательство в «ткань» произведения недопустимо. То есть если у святого на иконе нет глаза, то глаза и не будет. А в церкви икона без глаза существовать не может, она ведь объект поклонения, молитвы. Поэтому на последнем этапе у нас осуществляется тонировка – итоговая косметическая реставрация. Если через 50 лет потребуется убрать тонировку, то она исчезнет с иконы без всякого следа. Важно подчеркнуть, что в светских вузах тоже учат правильно тонировать, но там тонируют мелкие утраты, а крупные не трогают, чтобы несведущий зритель в музее не спутал реставрационную тонировку с живописью мастера, скажем, XV века. А у нас учат тонировать с реконструкцией утраченных элементов живописи. – Как восстанавливают утраченные фрагменты икон? – Ищутся аналоги, делается проект реконструкции иконы, затем этот проект утверждается на реставрационном совете и только после этого переносится на икону. – Что такое реставрационный совет? – Наш реставрационный совет состоит из преподавателей кафедры и приглашенных со стороны специалистов. Так что это весьма авторитетная комиссия. – Какие дисциплины изучают будущие реставраторы? – Особый акцент у нас делается на изучении христианского искусства. Конечно, обязательно изучают академический и иконописный рисунок, живопись. Историю, философию, иностранный язык, всемирную историю искусства, историю реставрации, климатологию, физику, химию, основы организации реставрационного производства, ОБЖ, физкультуру, фотодело. Старые, поврежденные иконы требуют трепетного к себе отношения, на кафедре к ним относятся как к тяжелым больным – холят, лелеют и приводят в порядок / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ – Фотографировать нужно каждый этап реставрационного процесса? – Каждый этап нужно фиксировать. Но… Мы стеснены в средствах, и у нас нет нормальной фотолаборатории, где можно было бы учить устанавливать штативы, свет и т.д. Нам сложно учить студентов фотоделу как положено. К тому же у всех разная техника – у кого мыльница, у кого хороший цифровой фотоаппарат. Поди-ка всех разом научи… Это вообще проблема. Ведь фотографов, специализирующихся на съемке икон или фресок, – единицы. И никто из них не поедет в далекую церковь из-за двух кадров. Это дорогое удовольствие. Поэтому реставратор, конечно, должен уметь хорошо фотографировать. И те, кто серьезно думает о своей работе, сами выучиваются. Например, как я в свое время – на пальцах. Что же касается нашей кафедры, то у нас обязательную подробную съемку всех процессов выполняет наш штатный сотрудник, фотограф-профессионал. – А богословские предметы на факультете преподаются? – Догматика, литургика, история русской и зарубежной церкви, библеистика, сектоведение и так далее. Фактически наши студенты за шесть лет получают сразу два образования. Конечно, они очень устают из-за такой нагрузки, многие не выдерживают и уходят. А те, кто выдерживает, получают государственный диплом. – Сколько студентов ежегодно принимает кафедра? – Мы принимаем семь человек, конкурс у нас обычно – три-четыре человека на место. – А сколько из них выдерживают обучение до конца? – По-разному… В этом году у нас выпускается группа из шести человек. А вот в следующем году мы выпустим всего двух специалистов. – Вы их готовите для работы в церквях? – Да. Но в церквях они не очень нужны. – Почему? – Потому что настоятели не считают необходимым включать в штат работников еще и реставратора. Во-первых, они сами все знают. Ну, они так думают. Во-вторых, если им нужно, они пригласят бригаду, которая им за пару месяцев все починит и покрасит. На то, как такие бригады «красят», вы можете полюбоваться у нас: подобных икон мы реставрируем предостаточно. Так что налицо два грустных факта. Первый: памятники церковного искусства в церквях портятся, что естественно. Второй: в церквях не хватает грамотных ризничих. А ведь наш факультет как раз и готовит хранителей для церкви. Мы существуем с 1992 года, и с того момента по этой специальности были востребованы всего две наши выпускницы. Одна работает в церковно-археологическом кабинете Московской духовной академии в Троице-Сергиевой лавре. Другая трудится хранителем у протоиерея Максима Козлова в церкви великомученицы Татианы при Московском госуниверситете. – А разве ваш университет действует не под эгидой РПЦ? – Мы созданы по благословению патриарха Алексия II. Представители РПЦ ежегодно посещают наши торжества в день памяти патриарха Тихона. В общем, это все. А существуем мы на средства спонсоров. Они у нас замечательные. Но ведь спонсоры сегодня есть, а завтра их может и не быть. Тогда что? Климат для иконы – А вот здесь у нас работают дипломники. – Галина Сергеевна заводит нас в очередную аудиторию. – Это что еще такое?! Немедленно закройте окно! Одна из девушек вскакивает и с виноватым видом захлопывает створки окна. Оказывается, даже такая малость может повлиять на «самочувствие» старой иконы. Так что никаких сквозняков! «Запасники» музея кафедры – Церковно- археологического Кабинета – уже переполнены. А дополнительных помещений для хранения требующих ремонта экспонатов нет / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ Аудитория немного напоминает операционную. Белые стены, белый потолок, яркое освещение, столы, на которых лежат «больные» иконы. Над ними склонились девушки, почти все – в белых халатах. В руках у них скальпели и ватные тампоны на черенках. Только в дальнем конце комнаты – несколько мольбертов с большими иконами, за которыми будущие реставраторы с ювелирной аккуратностью работают кисточками. По стенам – металлические стеллажи, на некоторых полках надпись большими буквами «Аварийная!!!». Значит, выдвигать полку надо предельно осторожно, поскольку хранящаяся в ней икона находится в плачевном состоянии. Галина Сергеевна достает из стеллажа отреставрированную икону: «Вот, посмотрите, это весьма любопытно. Кто это?» Перед нами знакомый образ: архангельские крылья широко раскрыты, победно сияет золотой нимб, пурпурный плащ развевается за плечами, в руке – меч. Что тут гадать? Можно даже не сомневаться. «Архистратиг! Это архангел Михаил, конечно!» Галина Сергеевна опять хитро улыбается: «А вот и нет. Посмотрите на надпись. Видите? Архангел Гавриил». Действительно, церковнославянская вязь не оставляет сомнений: на иконе – архангел Гавриил. – Но почему он изображен с атрибутами архистратига? – Об этом надо бы спросить у автора. Но он жил в XVII веке, так что вопрос остается без ответа. За соседним столом девушка корпит над темной ободранной доской. – И вот эту икону можно восстановить? – Конечно. Она не в «тяжелом состоянии». Утраты небольшие. Лики и фигуры фактически сохранены. Это икона конца XVII века, сейчас она освобождается от более поздних поновлений. В это очень трудно поверить. Даже при ближайшем рассмотрении разобрать на иконе лики и фигуры сложно. Студентки посмеиваются над нашей недоверчивостью и показывают фотографии тех икон, над которыми они сейчас работают. Только тогда начинаешь понимать, насколько тяжел труд реставратора: миллиметр за миллиметром возвращать к жизни работы старых иконописцев. – Галина Сергеевна, сколько времени уйдет на восстановление этой иконы? – Думаю, года два. Это если работать каждый день. А бывают иконы, на реставрацию которых может уйти и десять лет. Все готово к очередному этапу длительной «операции» под названием реставрация / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ – И при реставрации каждой иконы составляется специальный паспорт? – Да, это вроде истории болезни. Описывается состояние перед поступлением в «стационар», затем – анализ состояния, затем – задание реставрационного совета, в конце – описание всего того, что реставратор делал, и итоговый результат. Каждая отреставрированная икона принимается реставрационным советом. Галина Сергеевна подводит нас к другому столу. На нем лежит огромная икона, на которой тоже сложно что-либо разобрать. По углам торчат лоскуты ткани, похожей на изношенный грязный холст. – Вот полюбуйтесь, в каком состоянии мы получаем иконы. Эта – из Воскресенского монастыря, что в Угличе. Видите эту ткань? Это паволока. До XVII века паволока всегда была на иконах, ее клеили для того, чтобы связь левкаса (меловой или гипсовый порошок, размешанный на животном или рыбьем клее, наносится несколькими слоями на подготовленную доску, после высыхания шлифуется. – Прим. ред.) с основой была прочнее. А вот после XVII века паволоку на иконах почти не встретишь. Эта икона – исключение. Она – XIX века, а паволока из очень толстой ткани здесь присутствует. – Значит, мастер хороший был? – Мастер-то был хороший, а вот тот, кто сделал ему основу, – очень плохой. Потому что взял для основы сырое дерево, а оно усохло. Видите, какие трещины? Рядом, на соседнем столе, икона выглядит совсем иначе. Так и хочется сказать: нарядная. Только что отреставрированная, она сияет под светом лампы, поверхность блестит, как зеркало. Заметив недоуменные взгляды, Галина Сергеевна поясняет: – А эта икона готова и скоро будет передана в церковь. Блестит она так потому, что мы покрыли ее несколькими слоями лака. Это своего рода предосторожность. Ведь в церквях ретивые бабушки-прихожанки часто моют иконы хозяйственным мылом, а порой и шампунем. Им же никто не объясняет, что этого делать нельзя. А такое количество слоев лака хоть как-то поможет сохранить изображение. – Вот почему в церквях нужны специально обученные хранители-ризничие? – Конечно. В идеале и реставратор, и ризничий должны следить за тем, как в церкви производится уборка, каким количеством воды моется пол – от этого зависит уровень влажности, как проветривается помещение, нет ли сквозняков. Именно из-за всего этого иконы и «болеют». Без особых примет – Что сейчас происходит со старыми иконами в церквях? Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ – То же, что и всегда. Если с точки зрения настоятеля и прихожан икона пришла в негодность, то в определенные дни ее можно либо пустить по воде, либо сжечь. В определенном месте у храма, естественно. Да вы вспомните, как были обретены некоторые иконы? Например, Тихвинская или круглый святитель Николай в Новгороде? Они же по реке приплыли. То есть их где-то выше по течению спустили на воду. – А есть ли гарантия, что прихожане и настоятель приняли правильное решение? Ведь икону можно отреставрировать. Существует ли какая-либо организация, которая ведет реестр икон по всей стране? Как это все контролируется? – Контроля никакого нет. И, честно говоря, потому есть большие опасения, когда заходит речь о передаче икон из музеев в церкви. В некоторых храмах есть книги, ну, знаете, такие большие, их еще «амбарными» называют, в которых ведется опись имущества. И все туда заносится одним списком. Скажем, ковер – три штуки, стиральная машина – марка такая-то, одна штука, икона святителя Николая – пять штук и т.д. И вот если происходит такая грустная, но вполне обычная для церквей история, как кража, то милиция часто даже дело возбудить не может. Что искать-то? – Как – что? Икону, разумеется. – Какую? Вот, скажем, украли икону святителя Николая. Какого она размера? В какой технике исполнена? Как выглядит, какие на ней надписи? – По фотографии можно искать, например… – А она у вас есть? Нет фотографии, нет описания, перечисления индивидуальных признаков именно этой иконы. Искать нечего. – Как же так получилось? Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ – В XIX веке при епархиях появились древлехранилища, куда свозили наиболее древние и почитаемые иконы, облачения. Это были своего рода церковные музеи. После революции все древлехранилища стали государственными музеями, а вот то, что оставалось в тех церквях, которые взрывали и сжигали, – гибло безвозвратно. И находились люди, которые по мере сил спасали это бесценное наследие из уничтожаемых церквей. Николай Николаевич Померанцев, Петр Дмитриевич Барановский… Они рисковали своей свободой, на собственные средства нанимали подводы и вывозили иконостасы из церквей в музеи. Померанцев целыми баржами вывозил церковную утварь с Соловков. Благодаря таким людям многое было спасено. Так что музейные работники не грабили церкви, как это иногда сейчас пытаются представить, а спасали произведения искусства. В экспозиции Церковно-археологического Кабинета кафедры можно полюбоваться на результаты работы студентов и преподавателей / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ При советской власти чиновники не особо интересовались тем, ведется ли какой-то учет в церквях или нет. Тем не менее в 80-е годы по приказу Министерств культуры СССР и РСФСР было произведено обследование движимого церковного имущества. В города и веси направлялись специалисты, для того чтобы ставить на учет иконы, утварь, облачение, книги. Эта колоссальная и полезная работа была проведена по инициативе государства и на средства государства. – Был составлен полный каталог? – К сожалению, нет. Сделали лишь то, что успели. Скажем, в ГосНИИРе (Государственный научно-исследовательский институт реставрации. – Прим. ред.) этой работой занимался Михаил Михайлович Красилин. Я занималась тем же от ВХНРЦ (Всероссийский художественный научно-реставрационный центр им. академика И.Э. Грабаря. – Прим. ред.). Я обследовала Рязанскую, Липецкую области, частично Ярославскую и Тверскую области, Красноярский край. Были составлены паспорта единого образца, все было сфотографировано, обмеряно, описано. В некоторые церкви вместе с нами ездили сотрудники милиции, на обороте каждой иконы ставили специальным карандашом подпись или метку. И, кстати, по этим меткам часть украденных икон в Ярославской области была найдена и возвращена в церкви. Бесправный реставратор – Галина Сергеевна, как себя чувствует отечественная школа реставрации? Ее состояние сейчас лучше или хуже, чем в СССР? Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ – Состояние такое же. Реставрация картин и икон, как и раньше, находится на очень высоком уровне. Наша школа, пожалуй, лучше любой западной. Нам у них учиться нечему. Это они к нам приезжают на стажировки, например в ВХНРЦ, в ГосНИИР, в Третьяковку. – А по технологиям мы не уступаем? – Нет. Разница только в том, что они активно применяют синтетику, а мы используем натуральные материалы. У нас, например, рыбий клей, а у них – синтетический, который неизвестно как поведет себя через 100 лет. – Раньше действовала система присвоения реставраторам специальных категорий. А сейчас? Вот так, миллиметр за миллиметром, с помощью тампона на деревянном черенке икона сначала очищается от более поздних поновлений. Только после этого начнется длительный процесс восстановления изображения. Этапы работы студентов и преподавателей Галина Сергеевна предпочитает контролировать лично / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ – К сожалению, с 2005 года эта система ликвидирована. Почему – я не знаю. Этот вопрос надо адресовать Министерству культуры. Могу только сказать, что это было плохое решение. Вот, например, моя студентка, которая сейчас готовится к защите диплома. Скажем, пойдет она трудиться в музей, ей там не понравится, и решит она работать по частным договорам. Но у нее не будет такого права, потому что ей не дадут лицензию. А лицензию ей не дадут, потому что у нее нет категории. Лицензию выдают только реставраторам первой и высшей категории. Или другой пример. У меня проблема с преподавателями. Они как застряли на второй категории, полученной до 2005 года, так и сидят. А я имею право приглашать преподавать реставраторов только первой и высшей категории. И что делать? То есть реставратор у нас сейчас стеснен. Просто бесправен. – Есть ощущение, что работу реставраторов не всегда оценивают по достоинству. – К сожалению, да. Раньше – в том же Союзе – нас ценили. Ведь реставратор – уникальная профессия. Например, реставраторов по темпере на весь СССР было всего тысяча человек. А сегодня с реставраторами считаются лишь в крупных авторитетных музеях – в Эрмитаже или Третьяковке, скажем. А в провинциальных музеях отношение иное. Как и зарплата. – А какими качествами должен обладать профессиональный реставратор? – Терпение. Крепкие нервы. Аккуратность. Умение долго ждать. Как я вам говорила, некоторые иконы реставрируются по 10–15 лет. – Это какая-то каторжная работа… – Нет, это радостная работа. Потому что когда вы видите, что было и что получилось… Это невозможно передать словами. – Чего не может сделать профессиональный реставратор, какие бы деньги ему ни посулил заказчик? – Он не может кардинальным образом менять произведение. Например, на иконе фон написан охрой, а заказчику вынь да положь золотой фон. Этого делать нельзя. – Но такие случаи бывают? – Я не знаю подобных случаев, но теоретически такое может быть. – Как вы относитесь к коммерческой реставрации? – Я к ней никак не отношусь, поскольку никогда не занималась ею и заниматься не буду. Я этого не понимаю. Этот круг мне совершенно чужд, и я его побаиваюсь. И из наших выпускников никто не работает в коммерческой реставрации. Но я не только поэтому горжусь своими учениками. Их ведь берут в Третьяковку, в Музеи Кремля, в Коломенское… А в подобные музеи, как вы понимаете, просто так не попадают. Замечательная специальность – Кстати, о музеях! Пойдемте! – Галина Сергеевна снова ведет нас по длинному коридору. – Знаете, мы ведь организовали свой собственный музей. Сейчас я попрошу хранителя показать вам нашу экспозицию. Эта икона отреставрирована пока только наполовину. Но уже и так понятно: результат, как говорится, в комментариях не нуждается / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ Хранителем Церковно-археологического Кабинета ПСТГУ оказывается скромная приятная девушка Татьяна Никольская. Сам музей – это всего несколько комнат. В двух из них устроена экспозиция, остальные отведены под хранение экспонатов, которые ждут реставрации. Причем «запасники» здесь уже забиты до отказа. Кабинет явно нуждается в дополнительных площадях, но взять их негде. А коллекция между тем пополняется постоянно. Люди приносят иконы и утварь, отдают просто так, чаще всего потому, что они, как ни странно, им не нужны. Татьяна знакомит нас с экспозицией, рассказывает про экспонаты, привлекшие наше внимание. Вот это, например, щепная икона, это – сделанная под оклад «Нечаянная радость». А вот – «проба пера» иконописца, учебная икона. «А вот смотрите, на этой иконе все волосы на изображении осыпались. Это потому, что на золоте краска плохо держится. Это ошибка иконописца», – объясняет Таня. Татьяна – тоже выпускница кафедры реставрации. «Тяжело было учиться? – интересуемся мы. – Говорят, далеко не все выдерживают?» Таня пожимает плечами: «Да, учиться тяжело, многие действительно уходят, не доучиваются до конца. Ну и работа реставратора нелегкая». – «Не жалеете, что получили такую специальность?» – «Почему я должна жалеть? Это замечательная специальность!» Реставрация (лат. restavratio – восстановление, возрождение) – возвращение изначального облика предметам старины. Первые сведения о реставраторах относятся к Средневековью, а профессиональные школы реставрации начинают складываться уже в XVII–XVIII веках. В эпоху романтизма французский архитектор Эжен Виолле-ле-Дюк обосновал необходимость изучения стилистики и строительной техники реставрируемых готических храмов. Самостоятельной наукой реставрация памятников искусства становится в середине XIX века. В 70-х годах ХХ века ЮНЕСКО приняла международную Конвенцию об охране Всемирного культурного и природного наследия, которая была ратифицирована СССР в 1988 году. Лада КЛОКОВА, Александр БУРЫЙ

http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/magazines/archive/2010/07/article0013.html<\/u><\/a>